Экран в доме Суарасов мигнул и погас. Тишина, продержавшаяся до конца поединка, взорвалась от рева Крида. Рыжеволосый буквально выплескивал эмоции.
-Сукин сын! Чертов, Джон, мать его так, Ллойд! - Янтарные глаза Крида полыхали от переполнявших его чувств, огромные кулаки то сжимались, то разжимались. Фрейя, потрясенная и изумленная, реагировала гораздо сдержаннее, предоставив могучему супругу выражаться за обоих. Что творилось сейчас в Лиге, в этом доме не думали, но знал совершенно точно: этим поединком Ллойд поднял себя на высшую ступень. Те кто не любил Правителя, не могли теперь не уважать его мужество, его силу, его умение. Те, кто относился к нему с уважением, ощущали глубокую приверженность. О любви большей части Лиги и упоминать не приходилось. Лигианцы могли последовать лишь за лидером, и Джон Энтони Ллойд был именно таким лидером – несгибаемым, уверенным, надежным.
- Ну старикан! Молодец! Не зря мне нравился этот мерзавец! – Крид вскочил на ноги, расхаживая по гостиной. Сброшенный на пол поднос он не заметил, слишком уж много чувств клокотало в груди. – Охренеть! Тогда, перед вечеринкой, - Крид остановился, широко расставив ноги, запуская руку в карман, - знай я, кому жму руку, я б уж точно её сломал! А, Эва? – Подмигнул рыжеволосый женщине, невидящим взглядом изучающей экран. – Правда теперь не знаю отчего больше, то ли за тебя, то ли от восторга. Каков, ну каков, видали?! Холодный хлыщ Ллойд и Хан в одном лице! Эва, детка!
Крид внезапно уловил взгляд Фрейи, указывающий ему на светлокожую. Мужчина шагнул вперед, присаживаясь перед Эвелин на колено.
-Ты знала кто под маской, бэйби! – Обвиняющий перст Крида ткнул женщину в плечо. – И солгала. Всей, можно сказать, Лиге.
Альбинос оторвалась от созерцания экрана; чуть виноватая улыбка коснулась бескровных губ.
-И солгала бы еще раз, если бы потребовалось, - просто ответила женщина.
-Ну, знаешь! – Крякнул Виктор, разводя руками. – Змей, ты то чего молчишь, старый засранец?
Джанфранко поморщился: Крид с годами так и не приучил себя к изысканным речам, и хотя почти полностью избавился от привычки сквернословить в присутствии женщин, иногда срывался. Вот как сейчас. Медичи не спешил с ответом: предположения его оправдались. А раз так – зачем лишние слова? О прошлом между Ллойдом и Эвой знали все близкие. Чужие тайны, вот как тайна личности Хана, имели свои причины; требовать от Эвелин пояснений Медичи не собирался.
-Джону здорово досталось, - негромко заметил Хосе, заставляя Виктора чуть умерить тон, - он всегда выкарабкивался, а теперь, когда у него миллиарды восторженных поклонников…
Змей и Эва обменялись многозначительными взглядами. Невиданная популярность Правителя играла не последнюю роль в их личном деле захвата власти. И Змей первым понял и увидел возможный горизонт событий, которые не заставят себя ждать. Эвелин кивнула в ответ на его вопросительный взгляд.
-Я лишь надеюсь, - женщина пожала руку мужа, обнявшего её за плечи, - что Джон теперь завершит карьеру Чемпиона.
-Большего успеха уже не повторить, - согласилась Фрейя, присаживаясь на подлокотник кресла подруги, - самое время уйти красиво. Эва, у тебя взгляд задумчивый…Это означает, что грядут перемены?
Альбинос улыбнулась подруге, обнимая некрииску: нежная, спокойная Фрейя за годы их знакомства научилась чувствовать колебания настроения подруги как барометр – бурю. А работа мужа, с восторгом посвящающего её в некоторые детали, выработала чутье на изменения, даже когда сами участники этих изменений еще не знали об уготованном им уделе.
-Определенно, - Эвелин улыбнулась друзьям, прижалась к Хосе. – А это был необычный поединок…
Трансляцию Вызова смотрели во всех уголках Лиги. Не только обычные граждане, но и высшие чины, магнаты, дельцы. Деловая часть Лиги, часть власть предержащая, гудела точно потревоженный рой. Вызов обсуждали, строили планы и делились опасениями.
На одном из этажей гигантского здания, расположенного в самом сердце Иллариса, под звон столового серебра струилась неспешная беседа. Белые с зеленым витражи, темная кожаная мебель, черно-белые, гладкие стены помещения, выдержанного в строгом, минималистском стиле. Терпкое рубиновое вино играло в бокалах, изысканные кушанья занимали стол, сверкал бриллиант в галстуке мужчины, сидящего напротив собеседника.
-Quel jeu spectaculaire! Il est combien d'au sentiment, l'expression! Chez lui le talent - attirer l'attention...( Какая зрелищная игра! Сколько чувства, экспрессии! У него талант - притягивать внимание...) – Пригубив вино и любуясь игрой красок, проговорил мужчина, ставя бокал на столик.
Собеседник, еще крепкий, седой мужчина, с хмурым выражением лица и жесткими складками у губ, пригвоздил к фарфору тарелки оливку, коротко кивнув. Спокойствие второго мужчины он не разделял.
-Que pour la chance excellente il nous a remis..., les mains personnelles... Tu ne trouves pas, Elbert, que cela comme le jeu, la représentation, le spectacle ? (Что за превосходный шанс он вручил нам...Сам, собственными руками...Ты не находишь, Элберт, что это как игра, представление, спектакль?)
-Что ты намереваешься делать, Нед? – Раздраженно оттолкнув тарелку, поинтересовался седой, складывая руки на груди. Напарник, будучи старше его на десяток лет, выглядел для своего возраста чересчур хорошо, а его уму и хитрости можно было лишь завидовать. Ужин в апартаментах и неторопливость партнера лищь злили Элберта Фроста: Нед же напротив отдавался с привычным торжеством гурмана вкушению яств и дорогого вина, доведя Элберта до состояния тихого бешенства.
-Говори на инглисе! - Огрызнулся седовласый, делая большой глоток вина. Терпкая жидкость обожгла горло.
-Эл, Эл, - журчащий смех мужчины мог бы показаться искренним и теплым, не знай Фрост что скрывается за взглядом голубых глаз и мягкой улыбкой, играющей на губах партнера. – Французский язык прекрасен…Он как атлас, как дорогой шелк…ощущение слов на губах так же приятно как глоток хорошего вина или первый поцелуй. Иглис не передает столько оттенков…не продолжай! Я позвал тебя не для прививания вкуса, и не ради описания красот потерянных языков земли. Правитель зрелищно провел свой Вызов, но не это волнует меня…
-Наша проблема. – С отвращением проворчал Элберт, сжимая в пальцах вилку. – Поэтому?
-Ты как всегда наблюдателен и прав, мой старый друг, - в голубых глазах мелькнула едва заметная издевка.
Нетанэль Брюстер всегда считал Фроста несколько туповатым, когда дело касалось тонких интриг и осторожных ударов, но как мастера быстро и жестоко расправиться с неугодными, помощника лучше Элберта вряд ли можно было сыскать. После смерти старика Рона Кавиди, третьего Руководителя Организации, Фрост получил часть власти Рона. Но никогда не питал иллюзий, по поводу истинного Главы Организации. Брюстер, Верховный Руководитель Организации, был единственным, кого Фрост по настоящему боялся.
-Дерзкая, сильная, жесткая, - перечислил Глава, поворачивая бокал за ножку, - слишком быстро идет вверх, слишком уверенна в себе. Её способность организовывать раздражает меня. Но у нас сейчас есть преимущество, старый друг. Le temps favorise, - жестко улыбнулся Брюстер, наполняя бокал наполовину темно-кровавым вином. – Время благоприятствует! Господин Ллойд сам, не ведая, дал нам дополнительный шанс. Ничто не происходит без причины. Другое дело, что следствие не каждому под силу принять и перенести.
[реклама вместо картинки]
Фрост обратился в слух. По мере посвящения в план, жесткие складки на лбу разглаживались. Угрюмая улыбка тронула уголки глаз, заставляя губы хищно дрогнуть. Как действовать в таких случаях, он знал. Брюстер откинулся на высокую спинку стула, поднимая бокал в тосте.
Фрост отсалютовал своим, махом опрокидывая содержимое в горло. В глазах Нетанэля Брюстера проскользнуло ядовитое, колкое выражение.
-Элберт, - рука мужчины застыла в воздухе, - обязательно постарайся, чтобы мои слова передали мистеру Ллойду…
Вечер в доме четы Суарас завершался приготовлением ко сну. Мария, Маркус и Томджон, унеслись в спальни, расцеловав родителей и взяв с тех обещание сводить их завтра в центр города, на выставку и в парк развлечений. Не обошлось без споров: Ли и Маркус хотели провести день в большом парке, полном аттракционов, и потом поехать на побережье, а младший категорично заявил что ему будет интереснее осмотреть выставку картин, и заехать в галерею Эвелин – там готовились к выставке последней её коллекции, над которой женщина трудилась два года. Спор с братом и сестрой едва не завершился потасовкой, к счастью оба родителя, устроившись на постели вместе с чадами, пришли к взаимовыгодному соглашению: они посетят завтра все, чтобы никто не остался обделенным. С радостными воплями перецеловав родителей, младшие Суарасы умчались спать, или терроризировать Милу. Наверняка девушке предстояло выслушать массу планов на завтра. Эвелин и Хосе обменялись улыбками: их детям было легче объяснить и призвать к компромиссу, чем пускать дело на самотек. Лиссандра-Мария, будучи доброй девочкой, иногда упиралась точно мул, и все споры с Маркусом заканчивались дракой и слезами. Оба не любили уступать, и предпочитали воинственно решать все споры, возникающие по пять раз на дню. Младший, Томас Джонатан лишь ухмылялся, и отстаивал собственные интересы, когда того требовалось, или же вклинивался между старшими, увещевая смутьянов разумными речами. Хотя и меж младшим и старшими вспыхивали споры: Томджон никогда не отступался, и шел напролом, так что старшие, частенько забыв о первоначальном предмете спора, объединяли усилия и выступали против младшего, никогда не просившего пощады.
- На Стигме смогут обойтись без меня целую неделю, - Хосе расстегнул рубашку, потянул язычок пояса, улыбнулся жене, - а я без тебя не могу, белла.
Управление шахтами и рудником за последние четыре года расширились настолько, что Хосе пришлось взять помощника, одного из бывших управляющих шахтой «Агатовая». Деловая жилка и новаторские идеи, позволили Хосе выгодно провернуть несколько сделок. Управляющие относились к нему с уважением, а рисковая операция по приобретению аграрных угодий на южной оконечности материка, увенчалось успехом. Активы семьи увеличивались, прибыль росла, Хосе лучился улыбкой точно солнце, вышедшее из-за туч. Эвелин полностью полагалась на супруга, забросив судьбу Стигмы.
-Любимый, - в ближайшие несколько дней светлокожая должна была улаживать дела на Атриуме, и супруги планировали насладиться обществом друг друга в полном объеме, - ты один из самых лучших дельцов, которых я видела в жизни. Нет, правда!
Светлокожая села в постели, смахнув на пол бумаги с отчетами по Стигме. Хосе не терпелось поделиться успехом с женой, и та оценила его труды в полной мере.
-И многих ты видела? – Ревниво осведомился Хосе, не сводя с жены хитрого взгляда.
-Попробуй только рассмеяться, Дримакус! – Пригрозила Эва, уворачиваясь от мужа, и запуская в него домашним платьем, сброшенным на край кровати.
-И что же? – Запрыгнув на постель, поинтересовался Хосе. Взвизгнув, светлокожая проворно
скатилась на пол, подбирая подушку и готовясь отстаивать себя. Латино залихватским жестом пригладил волосы, и изобразил самую что ни на есть зверскую улыбку головореза, собирающегося воспользоваться беспомощностью дамы. - Как ты попытаешься меня унять, Бешенная?
-Попробуй узнай! – Подзадорила Эвелин, крутя орудие вразумления за уголок.
-И с этой женщиной я живу вот уже одиннадцать лет! - Горестно вздохнул мужчина, через десять минут скручивая отбивающуюся от него супругу и поднимая на руки. Эвелин обхватила его за шею, легонечко прикусывая шею под ухом. Огонь от прикосновений сильных, нежных рук Хосе вспыхнул с неослабевающей силой, и под смех и шутки женщина признала победу за супругом, для вида еще немного посопротивлявшись, когда оба упали на съехавшие покрывала и простыни, с разбросанными точно осколки кораблекрушения подушками.
-Я люблю тебя, - прошептала Эва склонившемуся к ней мужчине. Сияющие глаза жены оказались напротив глаз Хосе, шелковистые белые пряди разметались в стороны, и улыбающиеся нежные губы притягивали мужчину. Она пьянила его, кружила голову, увлекала в омут, и Хосе лишь поддавался её призыву. Чувства к любимой не ослабли, и всякий раз, оставаясь наедине, или следя за супругой, возящейся с детьми или занимающейся по дому, вызвали в его груди теплую волну. Хосе был счастлив.
–Моя беллиссима…- Жаркие объятия, крепкие, неистовые, шепот и улыбки. Её ответ, её невозможно родные, осторожные руки, улыбка, неповторимый аромат кожи. – Эва…
Позже, лежа в постели, довольный и расслабленный, глядя как жена расчесывает волосы перед огромным зеркалом, Хосе поделился с супругой сомнениями, тревожащими его в последнее время.
[реклама вместо картинки]
Старшим детям исполнилось по девять лет, и на обоих двойняшек Эвелин не могла нарадоваться. Мария и Маркус получали образование на Атриуме; Эва наняла лучших преподавателей, дети ни в чем не испытывали недостатка. Непоседливой Ли бывало трудно сосредоточиться на занудных лекциях по хорошим манерам для молодой леди. Кипучая энергия требовала выхода наружу, и девочка начинала вертеться, к неудовольствия преподавателя. Маркус, похожий на отца не только внешне, умел себя сдерживать. Обучение общим предметам давалось детям без труда, и Хосе чаще хвалил их за успехи, чем порицал за мелкие шалости, на которые его чада были готовы круглые сутки напролет.
Во всей круговерти дел, связанных с Организацией, Эвелин умудрялась выкроить время для посещения домашнего зала, поддерживая себя в форме, хотя по мнению Хосе светлокожая никогда не страдала дефектами фигуры. Детей дважды просить не требовалось, и когда Эвелин отправлялась заниматься, все трое – если Хосе на тот момент отсутствовал в доме - вопя и топоча точно стадо маленьких мамонтов, неслись вслед за матерью. Отец научил их паркуру, и теперь дети не упускали возможности показать себя, благо и спортивный зал и обширный парк вокруг дома позволял Ли и Маркусу оттачивать свое умение владеть телом. Гибкие, ловкие, живые и яркие точно тропические птички, дети частенько вовлекали в свои шалости и Патрика Крида, и Джанфранко Медичи. Сын Виктора для своих десяти с хвостиком лет вырос на редкость крупным и сильным. Не обладающий красотой, Патрик был обаятельным ребенком, а его несокрушимая уверенность в себе, сила и неторопливость не позволяли относиться к нему как к простому, глуповатому увальню. Как говорила Фрейя: «У Патрика доброе сердце», и оба старших ребенка Суарасов считали Рика братом. С Томджоном у сына Эль Тигре складывались более странные отношения, замешанные на соперничестве и дележе внимания. Если прежде младший по возрасту Томас Джонатан не сопротивлялся авторитету старших, то со временем в характере мальчика стали появляться черты, тревожащие в первую очередь Хосе и Кридов. Эвелин относилась к младшему с любовью и обожанием, а материнская любовь зачастую слепа – для светлокожей Томджон по прежнему оставался младшим сыном, нуждающемся во внимании.
-Мне иногда кажется, что это не мой сын, белла, - поделился наболевшим Хосе. Рука жены замерла, но тотчас продолжила движения гребнем. – Ты слишком его балуешь, душа моя. Том не прилагает никаких усилий, ты все ему даешь сама. Это нехорошо, Эвелин. Даже Виктор и Фрейя заметили изменения в его характере. Тот случай всего лишь начало…
Светлокожая отложила в сторону гребень, повернулась к мужу, рассматривая его. Хосе был прав, этого она не могла не признать. Восьмилетний Томджон обладал живым, острым умом, наблюдательность и способностью выносить решение в любой ситуации. Проявившееся в четыре года умение различать драгоценные камни, причем не только виды, но и огранку, определяя с точностью число граней камня, не замерло на одном месте. Джону нравились драгоценности, и Эва поощряла увлечение сына. Мальчик был смышленый, спокойный, относился к родителям как и любой ребенок, пока месяц назад не произошел эпизод, заставивший сердце Эвелин захолонуть от ужаса.
Юный Джон, как всегда устроившись в одном из кресел в кабинете Эвы, увлеченно листал толстенную книгу. Мальчику нравился аромат старой бумаги, пожелтевшие страницы, ложащиеся одна на другую с тихим шорохом. Частенько проскальзывая вслед за матерью в кабинет, Томджон выбирал себе книгу из шкафа, и погружался в чтение или рассматривание картинок. Оба родителя отмечали за младшим сыном настойчивое желание разобраться во всем самому. Томджон обычно не отвлекал Эву, лишь иногда прося пояснения. Бывало, подняв голову, женщина ловила задумчивый, обожающий взгляд ребенка, устремленный на неё. Томджон редко когда что просил, но всегда давал знать, чего бы ему хотелось.
Хосе с Маркусом и Ли устроились рядышком на ковре, обложившись по меньшей мере четвертью содержимого библиотеки: старшим необходимо было найти описание какой то редкой травки с зубодробительным названием, и хотя отец мало что смыслил в ботанике, а уж тем более в подобной литературе, отказываться от помощи детям он не собирался. Эвелин, сославшись на «Да, я знаю о чем вы говорите. Нет, не помогу - ищите сами! Пригодится в жизни!», занималась делами, составляя план смещения некоторых членов правительства крупной транспортной компании, решившей что сможет пойти против набирающей обороты новой власти, заручившись поддержкой власти старой. Эвелин такая косность лишь позабавила: агенты собрали все необходимые сведения, и альбиносу оставалось лишь распределить роли для выбранных наемников, и указать, чего именно она ожидает от них. С этим делом мог бы справиться и Виктор, но подобное планирование Эвелин любила делать сама. Кроме того, Вику требовалось побыть с женой. Рыжеволосый недавно вернулся из изматывающей поездки в восточный сектор Лиги, завершившейся успехом, притом основательно попортившей нервы Криду, а заодно и восточному корпусу Эвиных наемников. Увлекшись делом, светлокожая пропустила начало спора. Когда она подняла голову, привлеченная внезапной тишиной, то не поверила глазам. Напряженный, дрожащий от гнева Томджон стоял пред отцом. На скулах Хосе играли желваки, глаза метали молнии. Старшие дети опасливо отодвинулись в сторону, с испугом глядя на отца и брата. С ужасом Эвелин увидела как поднимается рука мужа, как тот размахивается, чтобы дать сыну пощечину.
Белые, тонкие пальцы перехватили кисть мужчины, стискивая стальной хваткой. Прозрачные глаза впились в его, темные, полыхающие адским пламенем. Бескровные губы искривились в гримасе.
-Не смей меня бить.
Очень тихо и оттого страшно прозвучали в тишине кабинета слова. Томджон не отводил взгляда от разъяренного отца, держа его руку, так и не нанесшую удар. У Ли в глазах набухали слезы, Маркус стискивал кулаки, сверля Джона злым взглядом.
Пощечина обожгла белую, холодную щеку, так что голова дернулась в сторону. Два взгляда, прозрачных, ледяных, пронзительных, скрестились. Впервые Эвелин ударила сына, и для остальных членов семьи это стало чем-то ужасным. Мать и сын молчали.
-Выйди, Джон. – Мальчик первым отвел взгляд, не выдержав выражения глаз Эвелин. – Я сама поговорю с ним, Хосе. –Добавила она, когда тяжелая дверь кабинета скрыла спину сына.
Женщина обняла мужа и детей, бросившихся к отцу. Ли тихо всхлипывала, обхватив мужчину руками и тесно прижавшись. Маркус обнимал сестру. Эвелин закусила губы. Что-то происходило в семье, что она сама упустила, погрузившись в дела Организации.
-У моей беллы слишком тяжелая рука, - хрипло проговорил Хосе, поднося к губам кисть жены. Даже сейчас ему было больно, словно Эва ударила не его сына а его самого. – Ты могла Тома…
-Джон прежде всего сын, - мягко оборвала мужа Эвелин, - его поведение недопустимо.
Хосе никогда не называл ребенка Джоном, всегда Томом или Томджоном. И теперь знал, что так тревожило его в последние месяцы. Мальчик становился все больше похож на Эвелин, на ту, что прежде звали Гейшей: беспощадной, жестокой, и лишенной человеческих чувств. Такой судьбы ни он, ни супруга не желали своему младшему сыну.
Разговор с Томджоном вышел тяжелым: Эвелин говорила, тот слушал. Женщина поразилась и испытала страх: мальчик оперировал понятиями, до которых доходили взрослые, а жестокость, раз вырвавшаяся на волю, как когда то у неё самой, грозила поглотить Джона.
-Но я лучше, сильнее, - совершенно искренне удивился Томджон, рассказывая Эве о драке с соседскими детьми. Кто то припомнил её прошлое на турнире – не иначе со слов родителей – и назвал Эвелин Бешенной. Томджон пришел в себя лишь когда его оторвали от обидчика. Мальчик разделывал соперника без жалости, методично, хладнокровно, нанося удар за ударом, плотно сжав губы. Крид, прибежавший на крик Патрика – дети играли на лужайке пред домом - оттащил Томджона, скрутив ребенка по рукам и ногам. Как оказалось – совершенно зря. Мальчик был спокоен, даже бесстрастен, взирая на соперника без каких либо чувств в прозрачных глазах. Были еще драки: Томджон никогда не терял головы, нападал стремительно, точно кобра, бил изо всех сил, стоял до конца, а когда видел, что противник превосходит его по силе, использовал хитрость. Эвелин видела саму себя, повторяющуюся в сыне.
Разговор давался угнетающе: Томджон сложил собственное мнение о мире и людях, и искренне удивился, когда узнал, что мать считает его видение неправильным, вспышки агрессивности опасными, а его отношение к людям порочным. Выслушав все доводы и аргументы, мальчик задумался, а когда поднял взгляд, Эвелин поняла – сын принял её слова правильно.
-Отец. - Томджон подошел к Хосе, сидящему в кресле, остановился, не глядя на насторожившихся брата и сестру. – Прости меня, - холодная ладонь робко прикоснулась к пальцам мужчины, - я вел себя недостойно сына. Ты был прав. Прости меня.
Эвелин смотрела на мужа и сына. Хосе прижал к себе мальчика, гладя по голове, что-то шепча ему. По щеке Томджона скатилась слеза, и он лишь крепче обвил руками шею отца, утыкаясь тому в плечо.
Как бы то ни было, по прошествии месяца, Эвелин и Хосе, наблюдающие за Томджоном, пришли к выводу: мальчику требуется особый подход и воспитание. Вспышки агрессивности повторялись, но теперь Томджон учился их контролировать, а Хосе и Эва помогали сыну. Немалую лепту вносил и Джанфранко Медичи, с которым у младшего установились крепкие, теплые отношения. Медичи искренне любил мальчика, и обучал его всему, что знал сам, благо Джон впитывал информацию как губка, а его вопросы порой могли поставить в тупик. Но Эвелин знала – рано или поздно, Томас Джонатан должен будет отправится в ту же школу, которую прошла она сама. Джону предстоит жить в обществе, и он должен научиться мирно сосуществовать с ним, а не пытаться взять силой то, что захочет. Мало обладать качествами лидера, надо уметь пользоваться всеми тонкостями, возникающими в жизни, чтобы не сломаться и не превратится в монстра. Эвелин это знала, а Джону только предстояло узнать, но в своем сыне женщина не сомневалась.
Прошло два месяца.
Чемпион Хан шел на поправку, как и предполагал Змей. Настораживало его нежелание общаться, но дела Организации и не предполагали частых встреч с Правителем Ллойдом.
Ситуация изменилась через полторы недели после памятного Вызова Беркута, брошенного действующему Чемпиону. Медичи не допустили к Правителю, когда того требовали обстоятельства в первый месяц. Не допустили и позже. В конце концов, составив краткий отчет, Змей предал запечатанный конверт людям Правителя, и отбыл, не дожидаясь ответа. Прошло еще полтора месяца.
Это случилось через неделю после Вызова. Повторные переговоры с Дагмором и Кристианом Бейлами прошли без трений. Эвелин считала Кристиана достойным доверия партнером, и тот не раз доказывал свою поддержку молодой власти. Обе стороны сошлись на выгодных для себя условиях: Кристиан желал немедленно приступить к опробованию «Феникса», Дагмор предлагал повременить, ссылаясь на нестабильность. Встреча на Астароте подходила к концу, когда это произошло.
Эвелин направлялась к снимаемому на время пребывании на Астароте дому в тихой загородной части, когда снижающийся флаер встряхнуло, подбросило, а затем мир взорвался огненными цветами и режущими слух воплями. Вскочив на ноги, женщина поскользнулась на крови, взмахнула руками, бросив тело в сторону. Дальнейшее она помнила плохо: на них напали, подбив флаер, большая часть охраны погибла, оставшихся добивали люди в черном. Грянул выстрел. Затем еще одни, и женщина коротко вскрикнула, хватаясь за пробитую чуть ниже плеча грудь. Вторым выстрелом её ранило в живот, но кроме острой боли и темных пятен на костюме, она ничего не видела. Должно быть пуля застряла в теле. Где то рядом стреляли, судя по звуку, шла настоящая бойня.
-Госпожа Эва, - знакомый голос заставил её крутануться на месте, зажимая хлещущую из раны в груди кровь и поворачиваясь к говорящему. Этот темный костюм она видела не больше часа назад. Только тогда мужчина не стоял на фоне горящего флаера, а сидел в кресле, напротив неё. В ушах шумело, все качалось перед глазами. Дыхание прерывалось. - Какой впечатляющий взлет и какое удручающее падение.
-Кристиан, - Эвелин выплюнула кровь, наполняющую рот, с трудом сохранила равновесие. Мужчина подходил ближе, не таясь, словно хищник, желающий поиграть с жертвой.
-Жизнь несправедлива, не та ли? – Мужчина улыбнулся, отвешивая ей шутливый поклон. – Вы расстроены? Бросьте! Это всего лишь игра, в которой вам не дойти до конца. Вы были хороши. Но на небе не может быть двух солнц, Эвангелина Суарас.
Черный, бесстрастный глазок пистолета поднялся на уровень ей лба. На губах Бейла промелькнула улыбка сожаления. Эвелин не думала о себе: дети, Хосе, Вик, Змей…Они станут следующими…Брюстер и Фрост не остановятся ни перед чем, а она не сможет их защитить…
-Вот и конец, Эва. – Пожал плечами мужчина. – думаю вам будет интересно узнать, что Руководитель Брюстер передаст Джону Ллойду? Что с вами? Вы не хотите знать? Жаль. Без вас, Ллойду не сломить Организацию. Его солнце тоже скоро закатится, Гейша.
Грянул выстрел.
Эвелин покачнулась, не ощущая боли сверх терзающей её. Открыла глаза. Кристиан смотрел на выпавший из руки пистолет, покачиваясь на ногах. Опустил взгляд еще ниже, неверяще растер кровавое пятно, выступившее в левой части груди, и рухнул наземь.
-Госпожа Эва, - личный охранник альбиноса, едва держась на ногах, добрел до женщины, подхватывая её одной рукой с зажатым в ней пистолетом; вторая бессильно повисла вдоль тела, лицо заливала кровь. – Держитесь.
Со стороны неслись крики, топот ног. Эвелин опустилась на колено, прикрывая глаза. На ней совершили покушение, по приказу Брюстера и Фроста, но откуда здесь её охранники? Флаер сопровождала лишь одна машина охраны, не считая личных секьюрити, следующих вместе с ней.
-По приказу консильери Медичи, - прохрипел охранник, поддерживая женщину. Окружающие её люди умели понимать с полуслова. – Второй флаер шел следом. Не закрывайте глаза, сейчас прибудут медики…
-Джанфранко! - Змей окаменел, глядя в монитор визора. Окровавленное тело попросту не могло принадлежать Эвангелине! Полные боли глаза впились в его зрачки. – Защити семью, Джанфранко! Спаси моих детей…Вик…Фрейя…Брюстер не остановится…
-Эва, - Змей до ломоты в суставах сжал пальцы, - Эва!
-Покушение… - Голос светлокожей прерывался, слова давались с трудом. Франко знал, что сейчас альбинос не станет говорить о полученных ранах, хотя судя по её виду и болезненным гримасам, пробегающим по лицу, состояние женщины было тяжелым. – Бейл предатель. Отмени…отмени… - Светлокожая прикрыла глаза, мучительно сглотнула. – Отмени контракт…«Феникс»…не должен…ты консильери…защити… мою…семью…спаси…их…
Мир завертелся пред глазами, вспыхнул и погас, поглотив Эвелин.
Джон Энтони Ллойд прикрыл глаза: отчет Джанфранко поставил точку в событиях последних месяцев. Представитель Эвелин просил встречи. И наверняка мог дать больше пояснений, чем сухие строки отчета. Прикоснувшись пальцами к векам, Джон вздохнул. Организации нужно было отдать должное – они нанесли удар, зная, что он не сможет помешать. Отдавать власть без боя, главы Организации не собирались. Смертник, посланный к нему с единственной целью передать послание, выполнил свою работу. Прозвучавшее из уст человека, до сих пор звучало в ушах.
«Ты не можешь защитить своих женщин, Джон Ллойд».
Отредактировано Vintro (2007-09-29 13:55:34)