«Вы въезж… … Лоутон!»
«Нас..ление (…..) чел…век»
Цифры были стерты: то ли постарался неизвестный шутник, то ли мертвый город не выдержал изощренной насмешки, и сам подставил указатель палящему солнцу.
Я промокнул лоб рукавом, с неудовольствием глядя, как пальцы липнут друг к другу. За месяцы жизни в Анклаве я привык к уютному кондиционированному полумраку коридоров, тесной скорлупке своей комнаты, и перемену обстановки, как оказалось, переносил с трудом.
Не то, чтобы я забыл времена до того, как попал на базу командора. Я отлично помнил жару, голод, сбитые ноги и постоянную мелкую пыль, забивавшуюся в горло, так что приходилось полдня плеваться серой слюной, и мучиться от жажды, экономя воду, слишком драгоценную, чтобы полоскать саднящее горло. Пустоши с каким-то дьявольским азартом запустили в меня клыки, едва я вышел на равнину. Они словно напоминали, что я могу сколько угодно бежать и прятаться под горой или в брюхе авианосца, но они-то будут здесь всегда, и встретят меня с пылом старого приятеля.
От жары можно было спятить; я давно расстегнул китель, подставив грудь слабым порывам теплого ветра, кувыркавшегося в глубоких рытвинах. Я не хотел снова возвращаться к той прежней, полудикой жизни даже на несколько дней, и надеялся, что мои скитания продлятся недолго.
Приложив руку к глазам, я вгляделся в далекое марево. Я несколько часов тащился по сухой земле к неопрятным развалинам. Вокруг не было ни души. Несколько раз я останавливался, и осматривал выжженную до коричневы землю. До рези в глазах искал малейшие признаки жизни в руинах, и слушал тишину до тех пор, пока не начинал сомневаться в собственном слухе.
Город из бесформенной массы на горизонте превратился в спекшуюся бетонную глыбу, надвинулся, обтек меня рваными артериями улиц, и поглотил пустым чревом. Я был один в мертвом городе, растерян и напуган. К тому же, я понятия не имел, что мне делать дальше: рацию я выбросил, подсказок больше не было, никто меня не ждал и не преследовал. Впервые за многие месяцы я оказался наедине с самим собой, и почему-то не радовался неожиданной свободе.
В конце концов, я решил просто идти вперед, без цели и без представления, когда следует остановиться. Человек, загнавший меня в каменный мешок, так и не появился, и мной снова начинала овладевать хандра. Место для сомнений тоже осталось.
Я плелся по улице до тех пор, пока не уперся в массивное трехэтажное здание железнодорожного вокзала, с барельефами на фасаде, мощными колоннами, и круглым серым куполом. Здание оказалось большим, с двумя крыльями, и забитыми паровозами путями. Вагоны осели у перронов, и одного взгляда хватило, чтобы отбить у меня все желание искать лазейку между путями, или идти в обход.
Нужно было отдохнуть и подумать, а затем уже решать, вернуться ли мне обратно на улицы, или протискиваться вперед, чтобы не тратить время на обход вокзала.
С такими мрачными мыслями я оказался у левого крыла. Перед входом в него стояли низкие скамейки со спинками и маленькие столики, с деревянными навесами, источенными жучками. Я сел на крайнюю скамью, положил фуражку на стол, и с наслаждением вытянул гудящие ноги. Лицо и шею пекло, кожа покраснела, я чувствовал жар под воротничком, и не удержался, чтобы потрогать обожженное место. Поржавевшие автоматы с газированной водой и перевернутые тележки мороженщика заставили сглотнуть ком в горле. Вода на пустошах ценилась наравне с патронами, и найти её было не так просто.
Прикинув на глаз объемы здания, я решил отдохнуть еще немного, прежде чем проверить, может внутри найдется хоть какой-нибудь источник воды. Хватило бы пары капель, чтобы смочить пересохшее горло, и хотя бы ослабить мучавшую меня жажду. Один вид аппаратов сводил меня с ума, заставляя думать о стакане холодной воды с пузырьками.
- Олег.
Я вскочил, озираясь по сторонам. Задумавшись о воде, я не слышал звука шагов, и не сразу заметил человека, привалившегося к двери. На нем был длинный кожаный плащ до лодыжек, бритую голову закрывала широкополая шляпа, но я узнал его. Я заставил себя выпрямиться и не пятиться назад, пока он шел ко мне.
- Далеко же ты забрался, малыш, - дрогнувшим голосом проговорил он.
Я даже подумать не успел, что бы ему такое сказать, как он меня крепко обнял. Странные были ощущения. Копаться в себе – удел слабых, так говорил Престон. Но я сейчас просто не знал, что делать. От него пахло пылью, потом и порохом, он хлопал меня по спине, а я не мог даже пошевелиться. В голове мутилось, мысли разбегались. Впервые за последние месяцы я чувствовал себя под надежной защитой. Я не боялся его, потому что не знал, чего опасаться, но и заставить себя обнять его – тоже не мог.
- Я следовал вашим указаниям…э…мистер Медичи.
Он выпустил меня, отодвинулся, и посмотрел так… ну, словно видел впервые что ли? Снимок запечатлел его глаза, но не взгляд. Я невольно поежился, и отступил назад.
- Вы сами сказали, что найдете меня, - чувствуя нарастающую неловкость, прибавил я. – В городе. Я шел, пока…
- Не всегда хватало времени бриться, пришлось отпустить бороду, – он потер подбородок, усмехнулся. – Олег, под ней я все еще Франко.
- Да, мистер Медичи, - согласился я. – Я не видел вас без неё, но не сомневаюсь…
От его стальной хватки у меня свело плечо. Престон предупреждал, что он опасен, но не сказал, что вдобавок ещё и безумен. От его взгляда меня прошиб холодный пот, так что намокшая форма прилипла к спине. У меня пересохли губы, так что я не сразу сумел ответить.
- Олег, - он встряхнул меня, вглядываясь мне в лицо странно взволнованным, недоверчивым взглядом. – Ты не болен? Когда ты пил в последний раз? Посмотри на меня, мальчик, это я - Франко!
- Я вас не знаю, - прохрипел я, кусая губы от боли и гадая, успеет ли он мне раздавить руку, или увидит, что я едва не приплясываю от боли. Он опустил глаза, пробормотал ругательство, и отпустил меня. - Извините, мистер Медичи…
- Джанфранко.
- Джанфранко, - покорно повторил я. – Извините…
- Прекрати извиняться, - поморщился он.
Я напрягся, пытаясь уловить в жестком взгляде, в сжатых губах хотя бы единственную подсказку, как вести себя правильно, чтобы он не злился. Командор Престон наводил на меня дрожь, но рядом с Медичи я познал панический ужас. Он был словно взведенный и запущенный механизм, а я оказался рядом, и отсчитывал последние секунды до взрыва.
Командор был прав: хитрить я не умею, убедительно лгать тоже.
- Мне сказали, вы думаете, что мы когда-то были знакомы, - я смотрел ему в глаза, потому что глазеть по сторонам было куда хуже, – но я…Я не помню вас, Медичи. Я никогда не встречал вас прежде.
Мгновение мне казалось, что он влепит мне затрещину. Молчание затянулось, и чтобы разрядить обстановку, я прибавил:
- Мне правда жаль, Франко, если я напомнил вам кого-то.
Я все-таки вздрогнул, когда он коснулся моей щеки.
- Ты ничего не помнишь? – горько улыбнулся он. У него была жесткая, покрытая мозолями ладонь, царапнувшая кожу, когда он погладил меня по лицу. – Мы встретились на пустошах. Тебя выгнали из Убежища.
- Смотритель, - подтвердил я.
- Верно. Ты скитался по пустошам около месяца, пока я не встретил тебя.
- Может быть, - осторожно начал я. – После убежища я некоторое время ходил один, подрабатывал чем мог. Затем меня привели в город на авианосце. Я недолго жил в Ривет-Сити, а потом снова ушел на Пустоши. Там меня подобрали и спасли от гибели солдаты Анклава, и с тех пор я живу и работаю на базе командора Престона.
На этот раз он держал меня за плечи крепко, но не причиняя боли.
- Помнишь, кто привел тебя в Ривет-Сити?
Я покопался в воспоминаниях, и выудил образ человека в пропыленной одежде, со старым ружьем.
- Проводник, - сказал я, - немногословный старик. Он вывел меня через Вашингтон к реке, к авианосцу…
Должно быть я сказал что-то не то. Редкая улыбка преображала Медичи, но он больше не улыбался, ни сейчас, ни все следующие дни. Он заговорил со мной негромким голосом, но я слышал, что ему с трудом удается держать себя в руках.
- В Ривет-Сити живет Билл Пакстон и твой приятель Джои. Помнишь их? Или мутанта Зеллабию, которого ты называл Зевсом? Ответь, Олег, помнишь ли ты их? А что на счет Евы? Женщины с белыми волосами, которую ты называл мамой! Помнишь ли ты её?!
