Сплошная стена потемневшего от времени металла возносилась над городом. Ближе к набережной сохранилось с десяток высотных зданий: некоторые выглядели почти нетронутыми, некоторые держались исключительно на не поддавшейся времени арматуре, упорно цеплявшейся за старую форму. Стекла давно выпали; я не заметил ни одного уцелевшего окна. Сквозь провалы в стенах я видел перекрученные чудовищным давлением и жаром прутья арматуры, пригибавшие обломки зданий почти к самой земле.
И над всем этим хаосом проигравшей жизни, как мифический леваиафан, возвышался изъеденный ржавчиной авианосец – одна из последних крупиц былой мощи человечества.
Я молчал: не знал, какое чувство во мне сильнее - восхищения или жалости. Наверное, сожаление оказалось сильнее, потому что похвалить ветерана морей я так и не смог. Авианосец казался мне невероятно огромным: наверное, в прежние времена он тоже выглядел внушительно, но теперь, когда река отступила, и днище глубоко ушло в обмелевшее дно, верхняя палуба оказалась вровень с осевшими небоскребами на набережной. Теперь, когда большинство зданий разрушено, корабль был виден с любой точки города.
- Хватит глазеть, - прервал мои невеселые раздумья нетерпеливый проводник.
Франко указывал на узкий проход между двумя зданиями: мостовая здесь была расчищена, большую часть обломков растащили по обеим сторонам, оставив неширокий проход.
- Сделаем привал, - сбрасывая мешок на землю, сказал Франко, - потом пойдем в город.
Я не возражал: Джанфранко щадил меня, двигаясь намеренно медленно, и я был ему благодарен за эту небольшую заботу. Ребра при неосторожном движении начинали болеть, вдобавок через полтора часа пути мне стало казаться, будто кожа горит от малейшего прикосновения куртки к телу. Так что привалу я скорее обрадовался, чем огорчился еще одной непредвиденной задержке, когда до города всего-то рукой подать, не больше пары десятков кварталов через улицы.
Франко отдыхать не собирался: он занялся мной. Все-таки, мой проводник знал жизнь на пустошах гораздо лучше: не зря я таскал на себе тяжеленную куртку с пластинами, вшитыми дальновидным Франко, чтобы уберечь меня от опасностей. Я бы до такого не додумался. Проверять на собственной шкуре, остановит ли мой импровизированный бронежилет пулю, мне, к счастью, не пришлось. Но теперь, глядя как ловко, стараясь причинить мне поменьше неудобств, Франко снимает заскорузлую повязку, я невольно краснел, вспоминая собственную глупость. Ведь будь куртка на мне застегнута, когда я решил полезть в ловушку, пластины приняли бы на себя основной удар, и я бы не истекал кровью, задыхаясь от боли и гадая, что у меня повреждено внутри?
- Как там? – Слабо поинтересовался я, стискивая зубы, чтобы не зашипеть от боли. – Очень плохо?
- Нет, - лаконично отозвался мой лекарь, осматривая синюшную кожу, окружившую огромный кровоподтек на животе. – Ловушка была рассчитана на мародеров, на них ставят не такие длинные шипы как для мутантов. Внутренних повреждений нет, иначе бы ты столько не прошел. Но ребра наверняка сломаны. И кровотечение может открыться снова, если не дать тебе отдых.
- Но мы уже так близко, - прошептал я, - я дойду…
Франко пожал плечами. Я не стал возражать или спорить: он знал, что нужно делать, и в моем положении, лучше всего было довериться чутью опытного старшего товарища. Я покорно поднял руки: стараясь не морщиться от то и дело вспыхивающей боли в груди, ждал, пока Франко засыпав свежим антисептиком раны от шипов, закончит бинтовать мне грудь и живот.
- Вдохнуть можешь?
Я кивнул. Ребра теперь саднили меньше, но дышать полной грудью я всё равно не мог: становилось больно, кружилась голова.
- Не всё так паршиво, - заметил Франко, шаря во внутреннем кармане плаща, - ты молодой, крепкий, у тебя могут быть просто трещины в ребрах.
- Обнадеживает, - буркнул я, осторожно дыша мелкими глотками. – Что это?
Способность моего компаньона прятать у себя в мешке и плаще множество полезных и незнакомых вещей меня поражало всякий раз, когда я эти самые вещи вдруг находил, или видел, хотя бы и краем глаза. В руках Франко держал стальную пластинку, похожую на портсигар.
- Эйфорин, - защелкнув крышку, пояснил он. – Довоенный препарат, изготовляли специально для боевых США, ограниченными партиями.
- Ему же не меньше двухсот лет, - пробормотал я, глядя на синюю ампулу со зловещей тонкой иглой на конце. Не хватало только искры, блеснувшей на острие, чтобы мне стало окончательно дурно. Я вяло заскреб ногами по земле, пытаясь отодвинуться от жуткой иглы: уколы меня всегда повергали в ужас, заставляя покрываться липким потом и едва ли не терять сознание от страха.
- И действует до сих пор, - со спокойствием садиста не заметив ужаса, застывшего в каждой черте моего побледневшего лица, заметил Франко. – Расслабься. Будет больно.
Я оказался прав! Авианосец действительно был виден отовсюду, куда бы мы не шли. По заметности с ним мог поспорить обелиск перед Капитолием, но я тогда еще не видел его, чтобы сравнивать. Авианосец приближался с каждым пройденным кварталом, и я не раз ловил себя на дрожи предвкушения.
- Полегче, - осадил Джанфранко, помогая мне перебраться через упавшую и перегородившую всю улицу опору электростолба.
Дьявольское зелье, от которого у меня едва не закипели мозги, ничуть не испортилось за столько лет. Боль утихла настолько, чтобы я снова смог связно мыслить. Эйфорин действовал: ребра он не лечил, но я мог терпеть, чтобы добраться до Ривет-Сити и врачей, не свихнувшись от жжения, боли и мыслей о собственной промашке.
Громадина корабля подавляла мощью. Будь у меня больше времени, и не торопись Франко доставить меня в заботливые руки местных эскулапов, я так бы и остался стоять, глазея на уходящий отвесно вверх борт корабля. Несколько раз я замечал вооруженных людей, провожавших нас внимательными взглядами и отступавшими под прикрытия стен и парадных. Подступы к Ривет-Сити охраняли не только на авианосце: Франко сказал, все, кого мы видели, охрана города, не позволяющая рейдерам и грабителям и близко подобраться к центральному трапу, ведущему на авианосец.
Сам центральный трап оказался длинным, нешироким железным «языком», переброшенным на площадку просевшего здания. Огромный башенный кран удерживал его на толстых цепях, так что в случае опасности, трап убирался, а вместе с ним исчезала и возможность попасть на корабль. Наверх к площадке вел единственный пологий спуск из составленных «змейкой» пассажирских трапов с высокими бортами. В лицо мне дул ветер, земля постепенно уходила все дальше и дальше вниз, и я невольно остановился, вцепившись пальцами в холодный железный борт.
- Музыка?
Над авианосцем плыли волшебные звуки блюза. Я повертел головой и увидел круглый черный динамик, приваренный прямо к обшивке корабля. Низкий, немного хриплый голос пел о дороге домой, и у меня вдруг защемило в груди. Франко помрачнел.
- Довоенные мелодии, - сказал он, - в этом чокнутом мире немного нужно, чтобы не потерять остаток разума. Музыка помогает. Да и охране не так тоскливо стоять на вахте.
Вскоре мы поднялись на самый верх. Ребристая поверхность трапа чуть вибрировала под ногами, по обеим сторонам тянулись тонкие перила, совершенно не мешавшие увидеть землю и блестевшую внизу реку, обнимавшую почерневшее днище авианосца. Франко остановился, и я встал следом за ним, вглядываясь в почти слившиеся с окраской борта фигуры охранников у самого входа.
- Эй, на вахте! – позвал Джанфранко.
От группы отделился мужской силуэт и двинулся к нам. Это оказался рослый мужчина в грубой рабочей одежде, и надвинутой на глаза кепке с длинным козырьком. В руках он держал потрепанную штурмовую винтовку с потрескавшимся прикладом.
- Знакомый голос, - пробасил он, прищуривая глаза и катая зажатую в зубах зубочистку из угла в угол. – Неужели старый мерзавец вспомнил о долге, и вернулся домой?
- Еще слово, - холодно пообещал Франко, - и я пристрелю тебя, Билл Пакстон, забыв, что ты, старый сукин сын, мой друг.
Мужчины несколько секунд молча соревновались в уничтожающих взглядах, от которых едва не плавился металл под башмаками, после чего я увидел невероятное: здоровенный Билл и Франко крепко обнялись, награждая друг друга такими шлепками по спине, словно пытались выколотить из товарища дух. У меня голова кругом пошла, и не только от удивления. Эйфорин действовал не дольше шестидесяти минут, а я на ногах уже простоял не меньше трех четвертей часа. Остальные подошли к нам ближе, и я смог разглядеть улыбающиеся лица. Все оказались среднего и старшего возраста, с простыми, открытыми лицами. Меня тоже заметили: Пакстон внимательно осмотрел меня с ног до головы, остальные тоже бросали любопытные взгляды, от которых мне становилось немного не по себе.
- Новенький? – Подмигнул мне Билл, фамильярно толкая моего спутника в бок локтем. Я даже внимания не обратил на его вопрос: впервые за все время Франко улыбался!
- Олег, -представил меня он, - а это Билли, Момо, Пэтси и Джои.
Момо оказался молчаливым сухопарым мужчиной с охотничьим ружьем, Пэтси –немолодой негритянкой, Джои года на четыре был младше меня, а его внушительный подбородок с ямкой указывал на родство с Пакстоном.
- Парню нужен доктор, - прервал знакомство Франко, разом напомнив мне о плохом самочувствии и уняв любопытство товарищей.
Пэтси охнула, наградив меня жалостливым взглядом, Билл нахмурился, разглядывая потемневшую от засохшей крови куртку и повязку, едва прикрытую рубашкой.
- Момо сходит в лазарет, - после короткого раздумья, решил он, - позовет парней с носилками. У нас изменения, - извиняющимся тоном добавил он, помогая мне присесть у борта. – Весь авианосец вверх дном, лазарет переехал…
- Врачи хоть остались? – Спокойно поинтересовался Франко, предлагая Биллу сигарету из собственных запасов.
- Куда они денутся?– Удивился Билл, вытягивая две сигареты, и одну засовывая за ухо. – Крепкий табачок, - ухмыльнулся он, - сейчас такой нечасто встретишь.
Франко прикурил, оперся о перила, разглядывая облупившуюся стену металла, на несколько этажей уходящую вверх над нашими головами. Из динамика лился джаз, Билл даже начал прищелкивать пальцами в такт. Кто бы ни придумал транслировать музыку, он поступил мудро: услышишь так любимую мелодию, и вроде не так тяжело тянуть лямку на вахте.
- Есть новости?
Пакстон хмыкнул, пробормотал что-то на счет зарвавшихся молодчиков со средней палубы, и принялся курить, нервно выдергивая сигарету из губ. Я чувствовал себя уставшим, боль снова начала просыпаться, пробираясь через остатки эйфорина у меня в крови, но ушки все же навострил. Пэтси отошла в сторону, всматриваясь в руины, кроме меня, двух мужчин и крутившегося неподалеку Джои, рядом никого не осталось.
-Доктор Силк выходит замуж, - сделав затяжку, от которой вспыхнула чуть ли не четверть сигареты, сообщил Билл.
Я сидел рядом, и видел, как у него дрогнули пальцы.
- Добрая новость, - кивнул Джанфранко. – Я рад за неё.
- Жених хороший человек, - несколько поспешно прибавил Пакстон, - Гилберт Меллори, из нью-йоркской группы, наши работали с ними года полтора назад. Очень перспективный специалист.
- Коллеги, - прищурился Франко, - это многое объясняет.
- Свадьба через два месяца, - старательно раздавливая окурок, пробормотал Билл, - когда Меллори вернется из Денвера. Там, говорят, собирается сильная группа, нужны врачи и исследователи. От Ривет-Сити вызвались Сандра и Нокс, решили попробовать силы.
Разговор свернул на короткие, ничего не значащие новости, которые мне оказались не
слишком понятны. Имен я не знал, но понял кое-что важное: Билл назвал авианосец домом Франко, он знал всех, кого упоминал Пакстон, и явно бывал в Ривет-Сити не один раз. Загадок не убавилось: кажется, чем больше я узнавал о Франко, тем больше вопросов у меня появлялось.
Вмешиваться в разговор мне не хотелось, к тому же боль вернулась, и я совсем раскис, но соображал еще неплохо, слышал лучше некуда, поэтому едва не откусил себе язык от неожиданности, когда услышал, а затем увидел, что делает Франко.
- Передай доктору Силк, - сказал он, вкладывая Пакстону в ладонь круглые часы-луковицу. – Мой свадебный подарок.
Билл вытаращился не хуже меня; часы отца Джанфранко, единственная ценная вещь из его прошлого, как он сам говорил. У меня перехватило дыхание, и не столько от дурноты.
- Ты… – Хрипло выдохнул Билл, глядя на невозмутимого Франко.
- Ухожу.
Я едва не задохнулся от возмущения. Он всё-таки решился уйти и бросить меня! Вся моя налаженная схема, мой хитрый и провальный план не сработали! Обида и гнев затопили меня, и я только сидел, молча сжимал кулаки, не находя слов, чтобы высказать все, что у меня вертелось в голове. Наконец обида взяла верх, и я выпалил первое, что пришло на ум:
- А я? Ты же обещал!
- Билл позаботится о тебе, - сказал Франко, - он славный парень.
Я замолчал, глотая несправедливую обиду. Будь я полон сил и здоров, Джанфранко не удалось бы так легко отделаться от меня. Я бы придумал что-то еще, я бы уговорил его…
- М-да, неловко вышло, - хмыкнул Пакстон, не глядя в мою сторону. – Чертов Момо уснул по пути вниз, не меньше! Эй, Джои!
Мальчишка подбежал к отцу, как завороженный уставившись на часы в его грубой, мозолистой ладони.
- Вот что, малыш, - решил Билл, - сбегай-ка вниз, пошевели проклятых костоправов, не ровен час, у меня тут мальчишка на руках загнётся. Дуй по-быстрому, нигде не задерживайся!
- А часы? – не спуская взгляда с блестящего золотого корпуса, деловито поинтересовался Джои.
- Глаза проглядишь, - оборвал его Билл, - часы для доктора Силк. Свадебный подарок. Ну, что уставился? Вперёд!
Джои бросился к входному люку, шустро откинул рычаг и умчался, а я все сидел, не зная, что сказать или что сделать. Франко всё решил заранее. Я не смотрел на него; слышал, как мужчины о чем-то негромко переговариваются, но слова пролетали мимо, я не обращал на них внимания. Я снова остался один. Никому не нужный, пусть даже под присмотром Билла Пакстона, человека в общем неплохого и добродушного.
- Пора, что ли? – шумно вздохнул Билл.
Я не смотрел в лицо Франко, когда пожал ему ладонь, но я смотрел ему в спину, когда он повернулся и пошел к центральному трапу.
А дальше события закрутились так быстро, что я смог привести мысли в порядок только когда очутился на больничной койке.
- Джанфранко Биаттиста ди Медичи, остановись немедленно!
Я застыл как вкопанный. К моему удивлению, Франко – тоже. Женский голос, едва не пришпиливший меня к месту был красивый, но интонации в нем недвусмысленно приказывали подчиниться. Я обернулся.
У внешнего люка стояла миниатюрная блондинка, похожая на рассерженную белую птичку. Ветер трепал полы лабораторного халата, подхватил юбку, и та облепила ей ноги. За её спиной я разглядел испуганное лицо Джои, не решившего выбраться наружу.
Женщина стремительно прошла мимо, задержавшись на миг рядом с Биллом, чтобы посмотреть на часы в его руке. Пакстон поежился, стараясь не глядеть ей в глаза.
Франко ждал её, и она налетела на него как ураган.
- Бездушный мерзавец! - Сходу выпалила она.
Женщина стояла вполоборота ко мне, и я не мог видеть её лица, но я видел Франко, а тот смотрел на неё так…так…Ну словно ждал её вспышки, и все таки был рад, что она на него набросилась.
- Два года никаких вестей! Думаешь, можно вот так просто появиться, передать со своим дружком подарок, и улизнуть?! - Воскликнула она, глядя на Франко снизу вверх. Он был выше неё на целую голову, невозмутим и сдержан, но это, кажется, лишь еще больше её злило. – Хоть бы постеснялся памяти отца, передавать мне подарки с посыльным!
- Ева… - мягко проговорил Джанфранко.
- Ты мерзкий, отвратительный негодяй, - выпалила Ева, взмахнув рукой.
Франко поймал её кисть, потянул на себя, так что маленькая, рассерженная женщина вдруг оказалась в его объятиях.
- Пусти, никчемный, хитрый мерзавец! - Изо всех сил колотя Франко кулачками в грудь, крикнула Ева. – Я тебя ненавижу! Ты…
[youtube]http://www.youtube.com/watch?v=MOa9J8Sk_YQ[/youtube]
Кажется, она заплакала. Я никогда прежде не был свидетелем женских слез, но мне стало не по себе. Джанфранко обнял её, привлек к себе, и Ева, словно разом лишившись всей бушевавшей в ней злости, сдалась, пряча лицо на его груди.
- Ненавижу тебя, - донесся её приглушенный голос.
У Франко были очень жесткие, грубые ладони, и я не поверил глазам, когда он вдруг бережно, словно самое хрупкое хрустальное сокровище в мире взял её лицо в ладони. Я не видел его таким. Никогда. Даже не думал, что мой суровый проводник может смотреть на кого-то так, как сейчас он смотрел на Еву.
Над городом плыла новая песня, и Франко вдруг тихо улыбнулся.
- Потанцуй со мной, Ева, - попросил он.
Я смотрел, как он обнимает её, как вместе они двигаются, и видел, что мир вокруг них не имеет значения.
- Как в старые, добрые времена, - вздохнул Билл Пакстон, выбирая соринку из глаза. – Да не глазей ты так, чего доброго, шею себе свернешь, - ухмыльнулся он, протягивая мне руку. – Пойдем, дружочек, отведу тебя к чудным добрым докторам.
- А Франко? – Оглядываясь через плечо, заупрямился я.
Билл сдвинул кепку назад, посмотрел на часы, все еще зажатые у него в руке, и улыбнулся:
- Никуда он пока не денется, - сказал он, помогая мне переступить через высокий порог.
Навстречу нам, держа носилки за ручки, по коридору рысью бежали люди в светлых халатах. За ними, я еще увидел долговязую фигуру Момо, не расставшимся с ружьем, и сдавшись усталости и недомоганию, отдался в руки докторов.